Страшный паводок в российско-казахстанском приграничье стал общей бедой для двух стран, но как по-разному переживали его Россия и Казахстан
«Новая газета» представила авторский материал Никиты Телиженко под заголовком «Стихия одна, а люди — разные». Politic предлагает вашему вниманию выдержки из данной статьи.
«Первые тревожные сообщения о грядущем наводнении к нам, в Курганскую область, пришли именно из Казахстана. Границы — это на картах, а в реальности у многих курганцев в Казахстане живут родственники, друзья и знакомые, и вести от них доходят быстрее, чем телевизионные новости. А вести последних недель из Казахстана приходили более чем тревожные.
Зима этого года выдалась на редкость снежной. Лишь в феврале 2024 года сильнейшие снегопады и бураны несколько раз становились причиной перекрытия ведущих казахстанских трасс. Огромное количество снега намекало на то, что весной могут начаться проблемы. Однако жители казахстанских и российских территорий до последнего надеялись, что беда обойдет их стороной. Все изменила оттепель первых чисел апреля.
Из Кургана я уезжал под вой сирен и хрип громкоговорителей с призывом эвакуироваться и встать на укрепление прибрежных рубежей. Разве что «Священная война» из громкоговорителей не играла. Признаюсь, я ожидал застать примерно такое же и в Казахстане.
От Кургана до казахстанского Петропавловска — 270 километров, или без малого 3,5 часа пути на поезде. Если бы не пограничный контроль по обе стороны кордона, добраться можно было бы и быстрее.
На подъезде к столице Северо-Казахстанской области взору открывается водная гладь, мало отличимая от телевизионных кадров из Оренбуржья. От некоторых домов из воды торчат лишь коньки деревенских двускатных крыш.
В трендах казахстанских «Тик-Тока» и инсты — рилсы о паводковой обстановке, отчеты о гуманитарной помощи и укреплении береговой линии. Вроде все, как в Кургане — но все на каком-то другом, спокойном таком, деловом, гражданском вайбе.
В отличие от 300-тысячного Кургана над 280-тысячным Петропавловском не воют сирены. Местные СМИ не разгоняют панику — просто освещают работу по ликвидации последствий ЧС…
Пролистывая один за другим эти короткие видео, я не перестаю удивляться, какое огромное количество людей вовлечены в ликвидацию последствий стихии. Волонтерские пункты во множестве разбросаны по городу. И здесь эта работа инициирована отнюдь не губернатором по указке сверху. Сбор помощи, вывоз животных, поставка продуктов питания, чистой воды и одежды производится здесь за счет горизонтальных связей и абсолютно невиданной самоорганизации. Все то, что в РФ считается прерогативой государства, здесь держится на частной инициативе, на плечах обычных людей.
Рядом с жителями Петропавловска со стихией борются и приезжие из других регионов — у добровольческих пунктов можно встретить машины из Астаны, Алматы, Уральска, Костаная…
Сегодня в Петропавловске русские и казахи вместе работают на разгрузке фур и развозят помощь нуждающимся. Армянская и курдская общины шьют для пострадавших постельное белье и подушки. Особенно тепло отзываются здесь о таджиках — в первые же дни бедствии они пришли на помощь. Таджикская диаспора готовила и развозила горячее питание в места прорывов дамб, участвовала в эвакуации людей из подтопленных районов, как и многие другие, обеспечивала работающих на дамбах резиновыми сапогами, комбинезонами, перчатками и лопатами.
Без России с любовью
Среди волонтеров есть и россияне, те, кто приехал в республику после начала СВО. Из их числа — Станислав Сергеев, крупный высокий молодой человек лет тридцати. По его словам, начавшаяся более двух лет назад СВО похоронила его небольшой бизнес, завязанный на работе с Европой и США. А открытая антивоенная позиция вынудила его переехать в казахстанский Петропавловск.
За это время город и люди стали для него родными, и с началом паводка вместе с другими жителями Петропавловска Станислав пошел в волонтеры.
— Мне то, что я делаю и вижу здесь, позволяет вновь поверить в людей. Ты знаешь, я впервые за столько лет себя наконец-то нужным почувствовал. Все эти коробки, что мы с мужиками с утра до вечера грузим, развозим — это такой приток энергии дает. Я уж думаю, если мы с нашими взглядами там… — Станислав показал рукой в сторону, подразумевая этим жестом направление в Россию, — не нужны, я счастлив, что могу помогать людям здесь. В России я никогда не видел столько искренности и самоотдачи в людях. А здесь — все кому-то звонят, спрашивают, чем помочь. У кого что есть — привозят сюда. Такая самоорганизация! Здешние коммерсы — строители и дорожники — сняли технику с объектов и отправили на отсыпку и укрепление берегов. Краны, самосвалы, «газельки». Сами директора ездят за рулем, развозят все необходимое.
Станислав говорит, что ему как россиянину, хоть и уехавшему, было по-человечески обидно, что никто из России, за исключением омичей, не прислал в Петропавловск никакой помощи.
— Это же самый северный, самый ориентированный на Россию регион. И понятно, что у России сейчас свои головняки — с Орском, с Курганом… Но помощь здесь ждали, вот вообще любую. Ведь присылали и киргизы, и узбеки, даже были машины с турецкой гуманитарной помощью. До России — до того же Кургана — тут в два раза ближе, чем до Костаная или Астаны.
Но Россия ничего не дала. Да даже приедь сюда какая-нибудь «газелька» с носками — это и то было бы что-то. Казахи — такой народ, — они доброе помнят долго.
Два мира
Чувство единого порыва, так отчетливо ощущаемое в казахстанском приграничье, казалось бы, должно быть схоже с тем, что я наблюдал в Кургане. Но нет — оно совершенно другое. В нем нет агрессии, претензии к тем, кто «не копает». В Петропавловске не слышно сирен, нет съемочных групп, нет журналистов, прославляющих подвиги народа. Да и самого ощущения подвига и превозмогания — тоже нет. Есть проблема, есть люди, которые молча, спокойно, с шутками и улыбками эту проблему решают. И решают не потому, что так повелело руководство, сняв мужиков с работы, выпроводив из кабинетов, дав отгул. Мужчины, женщины и даже дети работают по велению сердца. Просто потому, что чувствуют: так правильно, так надо. И именно в этом единстве ощущается подлинная сила».